Читать интересную книгу Межгосударство. Том 2 - Сергей Изуверов

Коловрат брёл по одному из, раздумывал над коннотациями Каллимаха. Интерьерам каменной кишки сообщена характеристика запущенности. Полуоторванные и покосившиеся деревянные сменяла квадровая, до самопосыла груба, с вывалившимся раствором похожим на языки языческого сонма. Текеметы, турецкие, иранские, пыли более, библиотека хартофилакса умноженная на пыль на известных могилах неизвестных тамплиеров. Неизвестный или известный мало кому, склонность к хаосу как разграничению определённости, соорудил в коридоре энное ниш, заполнились акролитами, пелорусами с алебардами, глефами и бердышами, кроме пустыми и полными рыцарскими. В числе статуй образы всех двенадцати ротонды, в придачу горгульи, на дыбы единороги, пирамиды из трёх вставших на друга цвергов без шляп, из настила хвосты, как видно, законодателей, махшатные фигуры, особенно оскалом обезьяны, гидры и драконы, горбатые астрономы, грудастые гинандры с пустыми глазами, джентльмены с книгами стихов, львы, орлы, римляне, толстозадые монашки, крылатые девы, в виде носовых украшений кораблей непостижимо-далёкого флота. Фигуры на новые, обличало склад, анонимных мастерах, кубистили обнулённые, о статье в проторях мануфактуры, покупала прелесть для замка, результат о цейхгаузе, сказать музее, только для посетителей, не подразумевающим как сам мир. Думал о Каллимахе и своей, предполагая демарш и большее отметая. Полагал джагернаута за педотриба-осведомителя, вечную парадигму в умеренном хитростью злобствовании, недостижимой вершины пунктуально-ядовитой куртуазности, всё равно стремился силами. Девиз жизни, более нелепая выдумка, необходимость человечества к самоистреблению, собственное Каллимаха, потом узнал от Кантидиана, составлено манере, непосвящённым не угадывалась. Каин и Авель. Тоже были. Любимыми братьями. Голова квазикультуртрегер-необыкновенная, в неё мысли, раскрой знакомцу, тому же, округлит, поднимет на остракизм, сочтёт за, следует остерегаться. Действия дюжинного, мог предпринимать, побуждения нутра-махрового полотенца, устремления выкаченного на лафете взгляда, затверждены в старинном, со времён основания «О службе цвергов, бытия их как тулов и правилах сидения в сертамине сертаке вверх головой». Как прочие, читал и перечитывал, секретари судебного заседания инструкцию по делопроизводству, знал на память иные, самые существенные. Начинался такими: «Всё челмироздание на авантаж цвергу, соединено с СС тысячекратно». Не помышлял о революции гипостасисов, свержении тысячелетних или всё-таки ещё итихас. Понимал, на абулии легче жить, нельзя допускать симфонии, пестовать вечный нерест, миазмусловия сами собой, озлобление, по накатанной вниз, вниз и вниз, в почву земли, в почву несчастий, к центру земли, помещённое там ядро спечёт прочее в единое понятие. Любил повторять Каллимах: «никто не умеет летать, я хоть и теоретик, но корни свои помню, толкнуть раз куда удобнее чем тянуть всю жизнь, вспомните где Зоббург и откуда восходит лестница». Знал и не отрицал-соглашался, способы ведения тулов представлялись устаревшими и малодейственными, недавно устроенный в присутствии электрический свет. Не так надо, ох не так, день и ночь себе Коловрат и мыслил, как же. Подробно как, потом контурировать рефлексии вольнодумца. С чем сравнивать, если только не с яичницей с помидорами? В чертоге дромос, длинный (да там одним дромосы и один длиннее другого (на то это и замок)), длиннее выше, по спирали, в особом шверце интронизации. Дверей больше чем тайлинов в «Белом лотосе», за каждой клетневан-присутствие, свои дела тулы. Вживлены в пространство сертамины сертаки. Механизмы близки к одному, за халколиты угнетения неизбежно, ветшали, стачивались мулюры, добавлялись исхищрения, всякий тул инженер-конструктор с лейтмотивами, Муваффак ад-Дин Абу Мухаммад бин Юсуф Абд аль-Латиф аль-Багдади или Фултона. Сертамин сертак двухэтажный лифостратон на стальных кариатидах, с группами механизмов на обеих секциях. На верхнюю медная винтовая, узкая, поставленная с краю. Перед лестницей реликварий, чтоб очень много мощей, на полукруглой вершине барабаны с римскими и куфическими и латинскими, перемежающиеся в регламенте. XII С А 12 В MCMLXXIX 1900 L V N 1764 1301 S A T F ХХIII ZZ O C T O B E R. Тулумбасы вращались, когда вращались апогеи сертака, благодаря и. Каждый барабан, сорок девять, на каждой грани определённую графему или сочетания в коды. Шесть R на сорок девятом и далее. За сундуком к двухуровневому столу в рост цверга большой импеллер с тремя толстыми ганшпугами, заставляло воздушный эжектор, представляющий широкую в сторону второго трапецию, раздавшуюся в вертексе (месте крепления к надолбе), загнутую по бокам, одна сторона воздух, опускала плунжер. Разгонял полуполусферу, на толстом штревеле, штревель вверху с колесом, то через толстый штуртрос с конечностями второго. Всё на виду, деревянный понтон, могло пятеро цвергов, стоящий в противоположном от винтовой конце, собирающая нечто получше кинетической. Посредством, соединяющейся через скрытый от глаз змеевик с верхней секцией и цепи движимой полусферой, всем прочим оснащением нижнего, вращались верхние. Кованый базамент с тремя средних шестерными выездами, к одному бридель от полусферы. Все три друг друга, последнее, насаженное на шпунт, уходящий внутрь постамента и снабжённый на протяжении длинны восемью разной ширины наборами зубцов, соединения к коленчатым валам и отофонам для эманаций, через змеевик, пускало силу. В основание верхнего вкручен столб, с многими зубчатыми разной ширины у базиса, расходившимися восемью угловыми конечностями, разной корпуленции, апофемы и комбинационности устройства. Напоминали согнутые в локтях и поднятые на уровень плеч, тайлин или внук М. А. Шикльгрубер наставил сумпитан, велел воздеть нände. Каждая из восьми увенчана одним или несколькими шарльерами диаметра, среди приставленного к центру масла̀ всегда самым, прочие, окружавшие и утверждённые на соразмерные отростки, отходящие от главной, все эскизно с другом. Внутри ответвлений от главного, венчал главный, баллеры и ролики, вращавшие меньшие и главную державу каждого. Домицилий тула в механизме подле планширя, приставленного на втором, пасть винтовая. Запуская сертак восходил на, позировка вблизи, сосредотачивался на арабеске шаров на отростках и на краеугольном стамбхе. Торсионы месмеризёра, затягивали в сон, тул должен палестрировать, эндогенно сосредоточен на функцеакциях, наблюдая за фухтелем, всегда наготове корригировать и галорнуть. Опытные умели после фальдебюта не на месте в медитацию, не отрываясь, прогрессировать по второму, по первому, подныривая под циркуляцию, инспектируя вблизи. Тысячи сертаминов в анвелопе, вместе эманацию, слабую в сравнении с мирозданием, могущую на что-то там, строго говоря назначалось сдвинуть нечто с апекса неподвижности, имело семантику в какую. Никакого логоса, всё бессмысленно, Бога нет, правды невозможно доискаться, сын неинтересен отцу, народу неинтересна лапидация Марии Стюарт, крымским ордам неинтересна Волынь, жизнь проходит в сером колере, не выше маяка и не ниже слоя ортзанда, если не решиться добывать офферторий, в глубокой сути правит даже кхерхебами, всё окончится в безвестном арборетуме зимой, в окружении голых деревьев и серого неба, после всего говорить, жизнь даётся единожды, отнимается без предупреждения, одни латентные палачи, пользующиеся мягкостью окружающих тел и душ, уедая кусок ближнего бессовестно, топча учтивость и скромность, скромным не пробиться в мюзик-холл и на раздачу новых ландо, их удел смотреть на чужих спутниц, раз на три поколения выпадет участвовать в крестьянско-плебейском комунеросе, ради вынесения наружу озлобления жизнью, вот такие дела, такая сущностная вариация, бедные люди, бедные люди, бедные люди, бедные люди. Пикетом от востока до запада кадровые орды направляются к мосту над невидимой, ступают, думая перебраться в другую (кто не ступает, остаётся в зимнем саду), на середине, ближе к концу приходится падать, как ещё не обрушили свод Зоббурга, не переломали шеи тамошним, не сели на эти свесив, веля доставлять по тому околотку в разные палестины, бегать вверх-вниз по с пятьюдесятью двумя через три. Не таков был, чтоб долго, обтёсывая конъюнктуру, сооружая мотивационный щит, возводить нечто, требовала его глоттогония. Всё это совокупление виделось только как профетизм, вердикт единородный. Можно готовить долго, тщательноцинично пестуя, предусматривая казусы и нестройности векторов. Уже получилось, больше по эпизодичности, тогда испугался, натворил, едва не погубил всё, много думав, понял, крутить сертак как прочие больше не, контргрызня с самим собой, хотел разгонять заранее стактированное, жалить мгновенно, заставлять спинировать столь, даже не беря огболтвожжи, сделать, как будто раскрутил быстрее за все инциденты, один решает в какую повлиять, чем обуревать нижний дощник, после весь мир, иным путём, обходным, в тот же час и конспективным, если надо самому проторить, на деле о надобности в сосложении речи нет. Близко к неделе не садился, предоставляя заправлять престолу, думает, всем заправляет, но и тому не рад. Решился сцепиться языками с тем из леса, пока не придумал до конца, что, как извернуться.